суббота, 29 января 2011 г.

"В стихах Н. Зиновьева говорит сама Россия!"

         "Талант Зиновьева отличен от других ещё и тем, что он немногословен в стихе и чёток в выражении мысли, он строки не навевает, как это часто бывает в поэзии, а вырубает настолько мощной и ударной, неожиданной мыслью, мыслью точной и яркой, что это производит сильное, если не оглушающее впечатление.» «В стихах Н. Зиновьева говорит сама Россия!"
  Вот что говорил о творчестве Николая Зиновьева   В.Г. Распутин.
     

В степи, покрытой пылью бренной,
Сидел и плакал человек.
А мимо шёл Творец Вселенной.
Остановившись, Он изрек:
“Я друг униженных и бедных,
Я всех убогих берегу,
Я знаю много слов заветных.
Я есмь твой Бог. Я всё могу.
Меня печалит вид твой грустный,
Какой нуждою ты тесним?”
И человек сказал: “Я - русский”,
И Бог заплакал вместе с ним.






НА ТИХИЙ СВЕТ ЛАМПАДЫ...
                                                         О стихах Николая Зиновьева

В 1993 году произошло чудо. Самое настоящее чудо. На собрании по приему в Союз Писателей тридцатитрехлетний поэт из Кореновска Николай Зиновьев, автор всего одной книги «Я иду по земле», по рукописи был, без преувеличения — с триумфом, принят в Союз писателей России. Вернее, он был принят даже не по рукописи, а по одному стихотворению в восемь строк, которое обошло все крупные литературные издания СПР и еще долго было у всех на устах. Всего восемь строк...

Меня учили: «Люди — братья,
И ты им верь всегда, везде».
Я вскинул руки для объятья
И оказался на кресте.

Но с этих пор об этом «чуде»
Стараюсь все-таки забыть.
Ведь как ни злы, ни лживы люди,
Мне больше некого любить.

Это стихотворение стало символом открытой русской души и истинно христианского человеколюбия... Но сенсации быстро забываются за перипетиями окололитературных интриг, в которых талант — не самый весомый фактор. И рукопись так и осталась рукописью до 1997 года, пока собрат по перу не помог Николаю Зиновьеву издать сборник «Полет души». Тогда широкий читатель Кубани смог познакомиться с творчеством Н. Зиновьева.

В 1999 году вышел третий сборник стихов «Седое сердце». Его трогательные, преисполненные любви к Родине и христианского сострадания стихи не могут никого оставить равнодушным. Ведь только истинно православный человек может написать так, как написал Зиновьев в своем стихотворении «Молитва»:

Как ни темна, как ни трудна
Жизнь россиян, как ни убога,
К Творцу есть просьба лишь одна,
Лишь об одном молю я Бога:

Не дай такого, Боже мой,
Чтоб наша Русь, ругаясь матом,
Пошла по миру не с сумой,
А с самым лучшим автоматом...

Но, вместе с тем, сердце поэта преисполнено гордостью за русский народ, верой в него, непреходящей многовековой памятью...

А свои голубые глаза
Потерял я в двенадцатом веке,
При внезапном степняцком набеге
Они с кровью скатились с лица.

И тогда, чтоб за гибель семьи
Печенег не ушел от ответа,
Я их поднял с горелой земли...
И с тех пор они черного цвета.

Русская трагедия. Двадцатый век. Настоящий поэт не может назвать его прошлым. Сколько крови было пролито на русской земле. Расказачиванье, голод... Сколько на ней прошло войн? Пожар войны еще кроваво тлеет так близко к мирной и обильной земле Кубани...

А седые ковыли —
Оселедцы — не иначе.
За какой не потяни — 
Череп вытащишь казачий

Вторая мировая война прошла по кубанской земле, как тяжелые гусеницы немецкой «пантеры», втаптывающие в грязь ранние всходы...

На шляпке гильзу вынес рыжик
Из-под земли... Здесь окружен
Был взвод стрелковый из мальчишек,
Не знавших ни невест, ни жен.

Недолго длилось тут сраженье,
И за неполных полчаса
Взвод вырвался из окруженья
С клубами дыма, в небеса...

Эта война не обошла стороной и автора:

Я своего совсем не помню деда,
Но это вовсе не моя вина.
Его взяла Великая Победа,
А, если проще: отняла война.

Какой потрясающий контраст между торжественно-циничным официозом и личной трагедией. Стихотворение «День Победы» Зиновьев заканчивает пронзительными строками: «...Один такой в России праздник — // И слава Богу, что один...» Но и на этом трагедия не кончается... Стихотворение «Гадание по руке» написано уже о нашем времени, о Чечне...

Бой отгремел. На дне воронки
Дымились камешки слегка,
А, чуть поодаль, чуть в сторонке,
Лежала бывшая рука.

На срезе нити сухожилий
Смешались с костною мукой...
Зарыт ли где, остался жив ли
Тот, чьей была она рукой?

Но есть и другая трагедия, трагедия крушения мира, трагедия цинизма и отмороженного воровства, от которой простой народ ищет спасение в алкоголе, но находит в нем свою гибель:

Вакхическая песнь

О, явился б мне Вакх во плоти,
Я бы плюнул ему прямо в зенки
И сказал бы: «Ты, гад, возврати
Мне двух дядек моих... Или — к стенке!!!

Но Николай Зиновьев верит в народ. Как он написал в своем стихотворении «К Сербии»:

Все ликует заграница
И от счастья воет воем,
Что мы стали на колени,
А мы стали помолиться,
Помолиться перед боем!

Неотвратимость. Обреченность. Не мы в этом виновны. Не мы. Но разве, кому-нибудь от этого легче? Печать смерти на человеческих лицах, автор чувствует ее незримое присутствие везде, даже в светлых детских лицах, в синем небе над ними, которое, может быть через миг расколет белая вспышка...

Над клумбой бабочки порхают,
И небо льется синевой.
В тени песочницы играют
Солдаты Третьей Мировой.

Поэт с неизбывной болью переживает боль и стыд своей Родины:

Когда Господь сойдет с небес,
Он всех низвергнет в ад, карая.
И только очередь в собес
Переведет к воротам рая.

Он не может иначе, как гражданин, как поэт, как истинно православный человек:

Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей
Ложь торжествует, блуд ярится...
Махнуть рукой, как говорится?
...Но как же мне потом креститься
Рукой, махнувшей на людей.

Предназначение поэта Николай Зиновьев высказал очень метко, но очень просто:

А поэты — те же люди,
Только больше в них Христа.
Сколько в душу им не плюйте —
Все равно — она чиста!

Не менее виртуозно владеет автор и тонкой философской лирикой:

Спустилась ночная прохлада,
Сижу на ступеньках крыльца,
Дыханье цветущего сада
Касается нежно лица.

И к тайне Творенья причастный,
Я плачу от мысли одной,
Что бывшие в жизни несчастья
Все были придуманы мной.
А месяц стекает на крыши,
И льется с небес благодать
На кроны деревьев, а выше...
Что выше? Не надо гадать.

Некоторые сколь признанные, столь и бездарные авторы, претендующие на «новые направления», склонны полуоскорбительно называть такую поэзию «почвеннической». На что так легко ответить четверостишием Зиновьева:

Воробей за мошкой гонится.
На него из-за оград
С фотокарточек глядят
Те, на ком земля покоится.

Андрей Шитяков.

                            
Статья взята со страниц портала"ИнтерЛит".





* * *
Моей души пейзаж невзрачен,
Коль он бывает у души:
Река с водою непрозрачной,
Поломанные камыши.

На берегу гнилая лодка,
Кострища чёрный, грязный след,
Но надо всем какой-то кроткий,
Необъяснимо тёплый свет...

ИСХОД
От мира — прогнившего склепа, —
От злобы, насилья и лжи
Россия уходит на небо,
Попробуй её удержи.

* * *
          "Всё проходит. Пройдёт и это."
          Надпись на кольце царя Соломона
Когда душа не верила
И в ней метель мела,
Как колокол из дерева,
Никчёмной жизнь была.

Чуть чашею не треснула
Душа моя от зла,
Но сила, сила крестная
Навек её спасла.

Теперь, когда я верую,
Вокруг друзья одни.
Совсем другою мерою
Я отмеряю дни.

Всё ладится, всё вяжется,
Всё легче жизни гнёт.
И мне порою кажется,
Что это не пройдёт.

* * *
          Виталию Серкову
В так называемой глуши,
Где ходят куры по дорогам,
Я понял, кто я есть. Души
Своей ходатай перед Богом.

О ней лишь только хлопочу,
Как мать дитя своё, лелею,
И жить иначе не хочу,
Да и хотел бы — не сумею.

В преддверье Страшного Суда
Поговорить в тиши о многом
Ты приезжай ко мне сюда,
Где куры ходят по дорогам...

* * *
Я проснулся paно утром
Ни луны, ни солнца нет.
За стеклом оконца мутным —
Непонятный белый свет.
Ах, да это ж он, летучий!
Так лети ж и радуй всех,
Мой пушистый, мой колючий
Сорок третий первый снег.

* * *
Солнце встало. Как и надо,
Голубеют небеса.
Похмелённая бригада
С «матом» лезет на леса.
А прораб, слюнявя чёлку,
Плотью чуя блудный гон,
Голоногую девчонку
Тащит в вахтовый вагон.
Истопник глядит и злится,
И от зависти томится, —
Тлеет «прима» на губе,
А в котле смола курится.
Глянь, Господь, что тут творится.
Это строят храм Тебе.

РУССКИЙ ЗАРОК
Ни от тюрьмы, ни от сумы,
Ни от пустого верхоглядства,
Ни от вина, ни от кумы...
Я зарекаюсь от богатства.

* * *
            "В Россию можно только верить..."
            Ф.И. Тютчев
Не день, не месяц и не год,
Всегда в Россию верить нужно.
А что касается невзгод,
Они уйдут, как псы, послушно.
Они сбегут в одном исподнем,
Гонимые бичом Господним.

НАРОД
Задавлен бедностью народ,
Но нищетою он возвышен.
Невидим глазом и неслышим
Идёт в сердцах переворот.

Когда он завершится,
Не знаю, что случится.

СКРИП                                                                                     
«Как живёшь?» «Да скриплю, — отвечает
На вопрос чей-нибудь кто-нибудь.
И ответив, он даже не чает,
Что проник в сокровенную суть.

В погибающей нашей Отчизне,
Где живущим свет белый не мил,
Засыхает само древо жизни
И протяжно скрипит на весь мир.

ВЕТЕР ПЕРЕМЕН
            Светлой памяти Ю.П. Кузнецова
Сдул страну и не заметил,
Будто пыль стряхнул с колен,
Сильный ветер, злобный ветер,
Жуткий ветер перемен.

По развалинам порыскал
И поспать улёгся в ров;
 Чем-то тёплым нас обрызгал
И солёным. Боже, кровь!..

Век грядущий дик и мрачен,
Как волчицы старой зев,
Но его мы одурачим,
 Раньше срока умерев.

ЛЮБОВЬ ЗЕМЛИ
Она всех любит без разбора,
То право свыше ей дано.
Святого старца или вора
Ей принесут — ей всё равно.

Из трав и снега её платья,
И нрав её, отнюдь, не злой,
Но кто попал в её объятья,
Тот сам становится землёй.

И вновь свободна, вновь невеста
Она, покорна и тиха,
И новое готово место
Для жениха.

* * *
Отныне все отменено,
Что было Богом нам дано
Для жизни праведной и вечной.

Где духа истины зерно?
Верней спросить: «Зачем оно
Людской толпе бесчеловечной?»

Итак, грешите, господа.
Никто за это не осудит.
Не будет страшного суда,
И воскресения не будет.

* * *
Не потому, что вдруг напился,
Но снова я не узнаю, –
Кто это горько так склонился
У входа в хижину мою?

Да это ж Родина! От пыли
Седая, в струпьях и с клюкой...
Да если б мы ее любили,
Могла бы стать она такой?!.

МАТЬ
Там, где сквозь огнедышащий чад
Солнце на ночь в ущелье свалилось,
Сын погиб...
Чтоб доняньчить внучат
Мать на время живой притворилась.

* * *
Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей
Ложь торжествует, блуд ярится...
Махнуть рукой, как говорится?
Но как же мне потом крестится
Рукой, махнувшей на людей?...

* * *
Эх, подкачу-ка я штанины,
Несите ноги, вы вольны,
Куда хотите, гражданина
Несуществующей страны.

Ну что же, нет страны, и ладно.
Выходит кончилось кино.
Зато пока еще прохладно
В бутылке терпкое вино.

А если я при всем при этом,
При всем при этом, да при том
Не стану даже и поэтом,
То точно сделаюсь шутом.

Я бубенцами стану звякать,
Глотну вина и брошусь в пляс,
Чтоб ненароком не заплакать.
Навзрыд.
Беззвучно.
Как сейчас.

* * *
Бог ли всех нас позабыл?
Злой ли дух приветил?
Были силы – нету сил,
Брошены на ветер.
И друг другу стали мы
Словно псы цепные.
«Колокольчики мои, –
Я кричу навзрыд из тьмы, –
Цветики степные!»

ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Воспетый и в стихах, и в пьесах,
Он, как отец к своим сынам,
Уже полвека на протезах, –
Что ни весна, – приходит к нам.

Он и страшнее, и прекрасней
Всех отмечаемых годин.
Один такой в России праздник.
И слава Богу, что один.

* * *
Что я тебя все грустью раню?
И помыкаю, как рабой?
Давай, душа, растопим баню
И всласть попаримся с тобой.

А после сходим к деду Ване,
Пусть он развеет нашу грусть.
Игрой на стареньком баяне,
Пускай порадуется Русь.

Услышав чистое, родное,
Узнав знакомы черты,
Как будто платье выходное,
Моя душа, наденешь ты.

* * *
Парк. Осень. Клены. Желтизна.
И дно фонтана в паутине
И облака, как на картине,
Стоят недвижимо. И сине
С небес нисходит тишина.

Охапку листьев соберу,
Склоняясь в поясных поклонах
Неутомимому Тому,
Кто вновь их вырежет на кленах.

* * *
У нас на хуторе, в Европе,
Пока ни стычек, ни боев.
Лишь кошка прячется в укропе,
Подстерегая воробьев.
И жизнь, и смерть походкой тихой
Идут, – тьфу, тьфу, не сглазить чтоб.
И дед Антип с усмешкой дикой
Себе сколачивает гроб.

И говорит, что нет надежи
Ни на кого - все пьют в семье,
И что крещенному не гоже
Потом, как псу, лежать в земле.

ВРАГ НАРОДА
Боящийся шороха мыши,
Покорный всегда, как овца.
Считающий всех себя выше.
Забывший и мать и отца.

Не ищущий истины - брода.
Прислуга на шумных пирах.
Носящий лишь званье «народа»,
Такого народа – я враг.

МОЛИТВА
Прощу ни славы, ни утех,
Прошу Тебя, скорбя за брата,
Спаси мою страну от тех,
Кто распинал Тебя когда-то.

Христос, они твои враги!
Они рабы Тельца Златого, –
Ты знаешь Сам, так помоги,
Ведь Твоего довольно слова...

* * *
А вообще-то я лирик по сути: 
Я писал бы о песнях дождей,
О заре на озёрной полуде,
О таинственных криках сычей.

Не даёт же мне в лирику впасть
Эта чёрная, скользкая власть,
Что так схожа с пиявкой болотной,
Присосавшейся к шее народной
И раздувшейся, сволочь, до жути...
А вообще-то я лирик по сути.

ЗАКАТ
Скользнув лучами по перрону,
Закат на грязный, темный снег
Набросил тени. А ворону
Загнал на тополь на ночлег.
В багрец окрасил водостоки,
И от грехов людских далек,
Румянцем девичьим на щеки
Вокзальной шлюхи тихо лег.

* * *
У карты бывшего Союза,
С обвальным грохотом в груди
Стою. Не плачу, не молюсь я,
А просто нету сил уйти.

Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей.
Как будто закрываю веки
Несчастной Родин моей...

* * *
Я люблю эти старые хаты
С вечно ржавой пилой под стрехой.
Этот мох на крылечках горбатых
Так и тянет прижаться щекой.

Этих старых церквей полукружья
И калеку на грязном снегу.
До рыданий люблю, до удушья.
А за что, объяснить не могу.

* * *
Кто там на улице стреляет?
А то, повесив на забор,
Соседка тряпку выбивает,
Так называемый «ковер».
Его бы выбросить на свалку,
Но сука-бедность не дает,
И высоко вздымая палку,
Хозяйка бьет его и бьет.
С какой-то лихостью гусарской
Колотит тряпку все сильней!..
Наверно, бедной, мнится ей,
Что сводит счеты с государством.

* * *
Такое бывает нередко:
Очнешься от праздных утех
И вздрогнешь невольно, как ветка
С которой осыпался снег.
И с душной тоскою подранка
Глядишь, как на мерзлом окне
Пустая консервная банка
Пылает в закатном огне...

*  *  *
Дерутся пьяные в проулке,
Мешая с матом хриплый крик.
Прижавшись к грязной штукатурке,
На остановке спит старик.

Смеется пьяная девица,
Садясь в попутный «Мерседес» –
Ее литые ягодицы
За нить подергивает бес.

На пустыре с начала мая
Идет строительство тюрьмы.
Все это жизнью называя,
Не ошибаемся ли мы?..

* * *
На беду собака воет.
Сад в тумане, как в дыму.
Ум для сердца яму роет,
Сердца сеть плетет уму.
Сердце ноет от разлада,
Ум собой по горло сыт.
И туман на сучьях сада,
Как повешенный, висит...

БОГАТСТВО
Огород к речушке. В хате
Столик с Библией. Скамья.
Полдень. Книга Бытия.
Разве этого не хватит?

БЕЗДЕЛЬЕ
Я весь день лежу под ивой,
Мне в глаза летит пыльца.
Я порой рукой лениво
Муравья смахну с лица.

Облака ползут волнами,
Но не жжет мне душу стыд –
Знаю: нашими делами
Бог уже по горло сыт.

* * *
Любил я это время суток, –
Благословенные часы!
Давясь дремотою, из будок
На дверь поглядывали псы.

Из дома выходил хозяин
И зябко кутался в тулуп.
О, незабвенный дух окраин!
О, снега скрип! О, дым из труб!

Хатенки ветхие. Сугробы.
Окошки все до одного
Глядят без зависти, без злобы.
О, время детства моего!

* * *
Стихает свист синиц и коноплянок
Натруженного дня стихает гуд,
Когда сожженных солнцем баб с делянок
Домой в прицепе тракторном везут.

Они при комиссарах и буржуях
Все с той же шелухою на губе.
Гляжу на них... Когда на них гляжу я,
Мне как-то стыдно думать о себе.

СТАРАЯ ВДОВА
А по утрам в глазах темно.
На хате крыша вовсе села.
И вспомнить страшно, как давно
Душа её перегорела.

Но на лице от жизни той
Остался свет. Он нестираем,
Как отблеск бедности святой
На миске с выщербленным краем.

* * *
Память, рань же, рань же
Душу, не жалей.
Всё, что было раньше,
Ты напомни ей.
Сыпь на раны солью,
Ужасом знобя,
Ведь душа лишь болью
Выдаёт себя.

* * *
Солнце светит. Сердце бьется.
Вон сугроб сползает в тень.
Вон синица бликом солнца
По ветвям снует весь день.

А подальше, там осина,
Шест скворечни, – вот дела!–
Словно мать младенца-сына
Прямо к солнцу подняла.

Бродит зимний ветер в кронах,
А в корнях весенний зуд.
И сугробы в тень, как брови,
С удивлением ползут.

НА СЕНОКОСЕ
Покряхтев и поохав, 
Дед отладил косу.
И шагнули мы «с Богом» 
По колено в росу.

Дед столетью ровесник, 
Он и тут впереди, –
Даже на спину крестик
Сбился с впалой груди.

Так и шли мы, а к полдню
Я чуть ноги волок.
И, признаюсь, не помню,
Как упал на валок.

Высоко в поднебесье
Уходил в облака
«Миг», похожий на крестик
Моего старика.

*  *  *
Утро. Небо. Лето. Солнце.
Ветра нету. Тишина.
В ряске черное оконце –
След гуляки-сазана.

Стрекоза то ввысь взовьется,
То присядет на плечо.
В камышах нырок смеется.
Ну, чего тебе еще?

ИЗ ДЕТСТВА
Воды и солнца тут без меры,
А сколько песен под баян
Здесь спето нами, пионерами -
Детьми рабочих и крестьян!

Поем о Родине могучей, 
О добрых, доблестных делах.
И развевается над кручей
Родной с рожденья красный флаг.

В жару лежим ничком под тентом,
Бросаем камешки в овраг,
И точно знаем: президентом
Быть может враг, и только враг.

* * *
Как ликует заграница
И от счастья воет воем,
Что мы встали на колени.
А мы встали на колени –
Помолиться перед боем.

* * *
Первые сединки в волосах.
Тонкие чулки в такую стужу.
Брови словно нитки. А в глазах –
Ничего, похожего на душу.

И стоит, румянами горя,
«Сука привокзальная», «Катюха»,
«Катька-полстакана», «Катька-шлюха»,
Катя. Одноклассница моя.

ПАМЯТЬ
Стояла летняя жара.
И мама жарила котлеты.
И я вершил свои «дела» –
Пускай кораблик из газеты.

И песня русская лилась.
Из репродуктора в прихожей.
Не знаю, чья была то власть,
Но жизнь была на жизнь похожа.

Я помню, как был дядька рад,
Когда жена родила двойню.
Сосед соседу был как брат.
Тем и живу, что это помню.

ПАМЯТИ БАБУШКИ
Травы пахнут так сладко,
Воздух теплый такой.
За железной оградкой –
Тишина и покой.

Как зеленая туча,
За оградкой – ветла.
И калитка скрипуча,
И скамейка тепла.

Странным кажется это,
И сомненья берут:
То ли солнцем нагрета,
То ли ангел был тут?..

* * *
А он все ближе, страшный день.
Нам со стола метнут окуски,
Как будто псам. И даже тень
На землю ляжет не по-русски.

Не умирай, моя страна! 
Под злобный хохот иноверца.
Не умирай! Ну,  хочешь, на!
Возьми мое седое сердце.

1972  ГОД
Мне всего двенадцать лет.
Горя я еще не видел.
Дымом первых сигарет
Пропитался новый свитер.

На экране Фантомас
С комиссаром бьется лихо.
Там стреляют, а у нас – тихо.
Не до этого, мы строим
Тыщи фабрик и дворцов.

Назовет потом «застоем»
Это кучка подлецов.
На уроках я скучаю
И гляжу воронам вслед.
Мне всего двенадцать лет
Счастья я не замечаю.







Комментариев нет:

Отправить комментарий